
Когда я поступила учиться, то сначала ничем особо не выделялась среди однокашников. Училась я хорошо, но всегда была №2 на курсе. Меня затмевала студентка №1, которая училась в нашей же группе, и у которой мама была деканом переводческого факультета нашего же института. Куда ж мне, провинциалке, против неё.
На втором курсе мы проходили по практике языка тему «Живопись» на примере «Возвращения блудного сына» и, кажется, перовской «Тройки». К экзамену надо было подготовить 25 тем, т.е. составить свой рассказ на каждую из пройденных тем. И только по теме «Моя любимая картина» разрешалось отвечать то, что проходили в семестре, т.е. «Возвращение блудного сына». Считалось, что в провинции в живописи не разбираются, и сами студенты составить критический разбор картины не в состоянии.
Это был вызов! Не ответить на него я не могла.
На подготовку к экзамену давалось три дня. Один из этих трех драгоценных дней я целиком потратила на тему «Живопись». Я пошла в читальный зал (Гугла тогда не было!!) и заказала альбомы по Рафаэлю. Выписала всё, что было написано о «Сикстинской мадонне», дома этот текст творчески переработала, убрав излишнюю заумь, и перевела на немецкий язык. Получилось несколько страниц текста, который я вызубрила назубок.
Какая сила меня на это толкнула – я до сих пор не могу объяснить. У меня был всего 1 шанс из 25, что я вытащу именно этот билет. Но даже если повезет – ну и что? Кого я смогу поразить, нашу преподавательницу языка? Она мелкая сошка, мне это ничего не даст. Тем не менее, я это сделала. Было какое-то предчувствие, что труды даром не пропадут.
Начался экзамен. Я зашла в аудиторию во второй тройке. За столом как раз отвечала устную тему Алла, которая №1. Мы получили тексты для перевода и анализа, сели готовиться. А устную тему тянешь, когда уже сидишь перед преподавателем, и надо сразу её отвечать, без подготовки.
И тут раздается стук в дверь, и наша преподавательница выходит из аудитории и с кем-то разговаривает в коридоре, придерживая дверь рукой.
Алла, молодец, сразу сообразила, повернулась к нам и прошептала: «Быстро говорите, кто какую тему хочет отвечать». Мы быстренько назвали, она перебрала билетики с названиями и показала каждому, где лежит его тема. Минуты на это хватило. Когда я назвала свою тему, брови у Аллы удивленно взлетели вверх, обычно все боялись темы про картину, но спорить было некогда.
Через минуту преподавательница вернулась в аудиторию, но не одна. С ней вошла наша деканша, вдруг возымевшая желание поприсутствовать на нашем экзамене. Она имела право проводить такие выборочные проверки.
Наступила моя очередь. Я бодро ответила текст, вопросы к нему, и надо было тянуть тему. Я демонстративно зажмурилась (оставив щелочку через ресницы), сделала пару кругов рукой и якобы наугад вытащила билетик. Молча посмотрела и скорчила самую кислую рожу, на которую была способна. Алла потом говорила, что у неё аж сердце оборвалось, неужели Наталья не тот билетик вытащила, который хотела? У преподавательницы тоже лицо вытянулось.
И тут я объявила загробным голосом: «Моя любимая картина». Преподавательница робко заикнулась: «Может, Вы возьмете другую тему, эта очень сложная?» Деканша покивала головой в знак того, что возражать не будет. Я ухмыльнулась про себя и гордо отказалась от нарушения правил. Возвела очи горе, набрала побольше воздуха в грудь и затарахтела.
Обычно преподаватели слушают только первых 5-6 фраз, по ним уже понятно, какой оценки заслуживает студент, потом его останавливают. Меня слушали до конца. Я тарахтела минут 15. О самом Рафаэле, о сюжете картины, о красках и стиле живописи, о двух других персонажах, о высказывании Гитлера о картине, о судьбе картины. В аудитории остальные студенты тоже побросали свои тексты и слушали. Деканша только два раза поправила мою ошибку, я почему-то говорила der Renaissance вместо die.
Когда я закончила свое вдохновенное выступление и скромно потупила глазки, воцарилась полная тишина. У преподавательницы отвисла челюсть и расширились глаза от удивления. Все воззрились на деканшу в ожидании её приговора. Она сказала: «У меня только один вопрос. Откуда Вы всё это знаете?». «Да так, - пожала я плечами, - всегда интересовалась живописью».
Кстати, это правда. У нас в Чечерске была учительница музыки, Лидия Максимовна. Она коренная ленинградка, пережившая блокаду и переехавшая в более теплый климат после войны. Её дом был полон книг по искусству, театральных программок и альбомов по живописи. Если она была довольна моей игрой на пианино, она разрешала заглянуть в этот волшебный мир. Да и дома у меня были комплекты открыток из Эрмитажа и Русского музея, привезенные мамой из экскурсий со школьниками.
Вот так «Сикстинская мадонна» помогла мне резко поднять мой авторитет в глазах всех преподавателей факультета, ибо деканша всем рассказала о моем сольном номере. На пятом курсе она взяла меня к себе писать дипломную работу. И распределение я получила не в школу, как все, а в Черноморское пароходство.
Был ещё случай в Германии, связанный с этой же картиной, но об этом в другой раз.